Г. КРУПНОВА

 ВОСПОМИНАНИЯ О КАМЕРНОМ ХОРЕ ДКПП   под руководством  В. А.Чернушенко

(1962 – 1972 гг)

         Я пришла в хор ДКПП весной 1962 г. Владислав Александрович спросил, сколько мне лет. Я ответила: « семнадцать». Тогда он предложил мне что-нибудь спеть. Я спела «Санта Лючию». В.А. тут же на рояле дал мне тон выше и попросил опять спеть. Спела еще раз. Опять повысил тон. Спела третий раз. И все:  я была принята в хор. Через неделю я уже пела с хором на концерте, только где - не помню. Все мы были молодыми и на репетициях много смеялись и шутили. Довольно часто нас приглашали выступить то на кондитерской фабрике, то на хлебозаводе, и т.п. После выступлений никогда не уходили без подарков. То ящик духов принесут (на парфюмерной фабрике «Северное сияние»), то пирожными и конфетами снабдят (на кондитерской фабрике). После выступлений не хотелось расставаться и тогда, по пути заходили в магазин, а потом в свой репетиционный класс и устраивали «апофеозы» с пением, танцами, смехом и шутками. До чего же было весело и интересно!

            Поразительно было вот что: первый состав хора был почти весь музыкально неграмотен. Но, как сейчас помню,  что на первой же вечеринке застольные и шуточные песни исполнялись на несколько голосов. Вскоре и я уже могла автоматически пристраиваться в терцию. Петь в унисон было неинтересно. Позднее, когда в хоре появились люди музыкально грамотные, петь, подстраиваясь на вечеринках по голосам, никто не мог. Видимо, первый состав хористов был артистичен и музыкален «милостью божьей». Разыгрывали сценки мы не только на вечеринках, но и в повседневной жизни – от полноты бытия. Помню,  ехали мы в автобусе на выступление. Я и Олег Засухин стали, от нечего делать, импровизировать ссору мужа и жены. Какая– то бабуля бросилась нас стыдить и мирить. Все наши покатывались со смеху!!! А сколько было веселья  друг у друга в гостях! Илья Язковицкий с женой после окончания института  должны были уезжать по распределению. После репетиции веселая компания с двумя гитарами явилась к ним домой во главе с Ильёй. Его трехлетний сын нам заявил: « Люблю только песни про солдат!». Можете себе представить, что весь вечер мы пели ему солдатские песни и потешались над его восторгом.

            В то время часто после репетиций чувствуешь особое состояние. Не хотелось сидеть в транспорте, а только двигаться. Тебя, как будто на крыльях несет. Все внутри ликует и поет. Не хотелось расставаться друг с другом и потому по группам, а то всей толпой шли гулять по городу, пели на ходу, особенно под мостами (хорошая акустика). Прохожие хлопали, а иные сопровождали нас.

            Для праздников, апофеозов и капустников и т.д. был у нас веселый и юмористический репертуар. В.А. веселился и дурачился наравне с нами, порой являясь инициатором проделок. А как он умел смеяться! О, это надо было видеть. Летом мы расставались совсем ненадолго: недели на две или месяц. Один год мы даже проводили отпуск все вместе в Усть – Нарве. Жили в палатках на берегу реки Наровы. Вспоминаются ночи у костра с песнями под гитару. Праздники устраивались через каждые три дня по любому поводу: то у кого-нибудь  день рождения, то приезд гостей (профессор Рабинович с супругой) и прочее. В течение всего сезона были не только репетиции и концерты. Посещение всех выступлений приезжих и не только знаменитостей. Для этого всегда заказывались билеты, причем дешевые – входные, т.к. большинство из нас были студентами. Потом делились впечатлениями о концертах, спектаклях, выставках и прочитанных книгах. Почти все праздники проводили вместе. А их было много, включая вечера в ДК, капустники, концерты, походы, поездки и т.д.

            В это время мы частенько бывали дома  у В.А. Всей компанией могли просидеть вечер с одной бутылкой «Венгерского искристого» на всех, слушая истории,  рассказы, шутки и т.д. И еще помню библиотеку, в основном музыкальную, занимавшую целую стену комнаты. И, хотя комната была узкая  и длинная как коридор, как же было там всем хорошо!

А теперь вспоминаю особенности его работы с хором. Как только выучены партии, начинается работа по выстраиванию мелодической,  смысловой и выразительной линии произведения. Оно пропевается целиком, и после несколько замечаний, опять исполняется целиком для того, чтобы отдельные исправленные фрагменты произведения согласовывались друг с другом и встраивались в единое целое.  Например: «Тихо рокочет море». Море – это не лужа и не ручеёк. Это колоссальная сила. Даже в спокойном состоянии чувствуется потенциальная мощь водной стихии. Море тихо, но рокочет, а не шепчет и не лепечет. Соответственно  это надо произнести.

            Как только выучено  произведение – ноты убираются, т.к. идет работа на внимание, освоение темпа, понимания жеста дирижера и т.д.

            В.А. не позволял работать над произведением и петь формально: «Вы меня не убедили, мне скучно. Спойте так, чтобы я не остался равнодушным !!!. 

           Если ему не удавалось убедить показом как нужно исполнить тот или другой фрагмент, то В.А. обращался к чувствам  или объяснял внутреннюю суть произведения; например «Колыбельная». Мать перед сном поет ребенку. Разве будет она  петь громко или грубо, чтобы возбудить или испугать его? Она поет тихо, нежно, с любовью и т.д.

Тут у всех возникают ассоциации и сразу же находится правильная манера исполнения.

            Вообще он часто обращался к сердцу человека, чтобы доступно объяснить смысл того, что исполняется. Для лучшего усвоения  произведения того или иного композитора, В.А. иногда прерывал репетицию чтением лекции по разным отраслям музыкальных знаний и  рассказывал  об индивидуальных особенностях музыкального материала этого композитора. 

            И еще он  учил петь, слушая общую гармонию: «Если вы слышите только себя, значит поете неправильно. Надо петь так, чтобы слышать всех вокруг и себя в гармонии с остальными» Специально расставлял нас в разных концах залаи заставлял петь слушая друг друга и общее звучание. Сколько бы ни было человек в отдельно взятой партии, он учил распределять силу голосов так, чтобы все партии звучали одинаково. А как он умел разрядить напряженную атмосферу «передразнив» неудачливого певца так что все покатывались со смеху.

            В.А. образовывал нас не только  музыкально, но прививал культуру поведения в общественных местах и по отношению друг к другу.

Добиваясь подвижности, собранности и выразительности хора, В.А. был неутомим. Он часто говорил: «чтобы от вас чего-нибудь добиться я должен сам это делать вдвойне». К нам как бы перетекали его усилия и энергия. К перерыву между репетициями он был весь мокрый и часто вытирал пот с лица носовым платком. Хор был как бы зеркалом его усилий. Чтобы хор держал кантилену, он часто показывал дыхание не только фразами, но и в середине каждого слова.  Так называемый подпор дыхания. Это очень помогает тем, у кого слабое дыхание. А еще выручает певцов в возрасте, когда ослабляется диафрагма и дыхание укорачивается.

В.А. не боялся рисковать, экспериментируя с нами. В концертах всегда задействовал много солистов. Он считал, что тот, кто пел соло, в хоре поет совсем по другому. И это правда, т.к человек уверен в себе и не прячется за других. В результате все были солистами. Пели в квартетах, сдавали партии квартетами. Соревновались квартетами на лучшее исполнение произведения и показ остальным как нужно исполнять особо трудные места. В любом составе была взаимозаменяемость. На международном конкурсе в Италии хор пел смешанным составом и отдельно: и мужской и женский, заняв при этом призовые места. Рискуя и экспериментируя , он, конечно, волновался. Помню одно из первых выступлений хора в Капелле. В.А. преподнесли букет цветов, а он отдал их мне, чем очень удивил. И только потом я узнала, что от волнения он задал тональность произведения на тон выше, а я по музыкальной безграмотности даже этого не заметила и спокойно спела свое соло.

Хочу заметить, что ни одна репетиция не была похожа на другую. Но целый ряд репетиций был просто уникален по своим следствиям хотя бы для меня (не берусь судить об остальных). Приведу пример двух таких репетиций:

а) На одном из занятий В.А, предложил нам такое упражнение. Он взял на рояле аккорд  и спросил нашего мнения о том  какого он цвета. Таким образом,  он проверил нашу способность видеть цвет музыки. Эта способность называется цветной слух или синопсией. Для меня это имело неожиданные последствия. Через неделю нас пригласили на концерт в исполнении венгерских музыкантов. Сидя в зале, я вдруг вспомнила наши занятия и решила их продолжить, представив музыку в цвете. И вдруг перед моим внутренним взором ясно отпечатались не просто цвета, а целые картины: шелест листы на ветру, переливы голубой воды в ручье, солнечные блики на траве и т.д. С тех пор для меня хорошая музыка, всегда сопровождалась появлением цветных картин, как бы мне свое содержание, стоило мне только сосредоточится на музыкальном материале, отвлекшись от окружающего , т.е. войти внутрь музыки. Позже мне удавалось путем сосредоточения входить как бы внутрь картин на выставках. Только никогда не удавалось услышать их звучания. Видно этой способностью не обладаю.

б) Ряд репетиций отдан пению в четверть и восьмую часть тона, после чего расстояние в ½ тона казалось громадным, при этом уничтожалась фальшь и оттачивалась тонкость музыкального слуха. А как интересно было петь одновременно всем хором глиссандо! И только много времени спустя, на примере восточной музыки, я поняла, что дробление музыкального тона на мелкие части не просто механический процесс. Занимаясь несколько лет основами интегральной йоги Шри Ауробиндо пригодились музыкальные знания. Так, слушая пение мактры по магнитной записи, почувствовала, что её многократное повторение   совсем не одинаково. Я напряженно вслушалась, а потом поняла. Восточная музыка отличается от нашей тонкостью воспроизведения чувств. И это достигается модуляциями тона вверх и вниз. Но это дробление не механическое: то слышится жалоба, то боль утраты, то исступление и т.п. Один и тот же мотив, но сколько оттенков! Наше русское (и европейское) ухо, не улавливает таких тонкостей. Поэтому восточная музыка и кажется нам заунывной. Есть, правда и среди нас исключения. В повести «Сказ о звонаре московском», а затем и в книге А.Цветаевой« Мастер волшебного звона», написанной её совместно с братом знаменитого звонаря, рассказывается об уникальном музыканте-звонаре  Константине Сарджеве. Обладатель феноменального абсолютного слуха, позволявшему ему слышать 112 бемолей и 112 диезов каждого тона, что, по его подсчетам, давало 1701 звуковых градаций на октаву. Он говорил: «  Мое мировоззрение есть музыкальный взгляд на все, что меня окружает. Кроме абсолютного слуха, существует выше его истинный слух. Это способность слышать всем своим существом , издаваемый не только предметом колеблющимся, но вообще всякой вещью. Звук кристаллов, камней, металлов. Пифагор, по словам своих учеников, обладал истинным слухом и владел звуковым ключом к раскрытию тайны звуковой природы…»

Для него звучало всё: и деревья, и дома, т люди, и животные. Фантастика. Как же ему бедному было тяжело среди нас «глухих» и насквозь фальшивых!

Но были еще и Скрябин и Римский Корсаков, и Асафьев, которые видели музыку  в  цвете согласно их индивидуальностям по цвето-тональным ассоциациям.

Еще одним следствием уникальных занятий В.А. было восприятие музыки не только ушами и внутренним зрением, но и телом. Я специально раскрывала ладони навстречу поющим. Голос Сережи Кузнецова, например, вонзался в ладони наподобие маленьких буравчиков. Иные ласкали ладони как бы волнами, другие – как падающие снежинки и т.д.

Главное, чему учил нас В.А. – это превосходить самоё себя, добиваться таких результатов в жизни и искусстве, которых и в мыслях не было. Как написано у Дории Вёрче в её «Ангельской медицине» - «Если человек сумел переступить физическое ограничение, смог их превозмочь, это возвышает и его самого и окружающих, видавших его победу.

Это очень пригодилось при трудностях дальнейшей жизни. Учил он превозмогать все (кажущиеся  нам) невозможности, заставляя заниматься, не считаясь со временем, пока не добивался того, что считал нужным. Не принимал никаких отговорок, так как сам говорил, что готов сам заниматься столько, сколько потребуется.

Своим примером он показывал чудеса трудоспособности, т.к. 5 лет работал без выходных и не нормировал свой рабочий день. А ведь он еще и учился на симфоническом факультете в консерватории  и работал, кроме ДК, еще и в малом Оперном театре, а затем в Капелле. Он до сих пор упорно стремится  к новым достижениям, несмотря на всех злопыхателей, которые, образно выражаясь, вставляют ему «палки в колеса».

Сейчас бы мне очень пригодились записи, которые я вела в молодости о каждом интересном занятии. В какой-то момент мне показалось все это глупостью, моими сантиментами. Так были уничтожены записи по первому искреннему впечатлению восторженной молодости. А сейчас воспоминания всплывают по ассоциации. Одна мысль цепляет другую, образуя ткань повествования, а также внутри чувств. Это похоже на эффект прослушивания наших записей: по мере их прослушивания уходит от тебя весь сегодняшний негатив и заряжаешься на весь день радостью приобщения к давно потерянному (как оказывается навсегда). Таким образом, счастливое прошлое влияет на настоящее и поддерживает нас.

В.А. учитывал все мелочи поведения на сцене (поза, костюм, движение, поклон и т.д.) и в жизни. Часто нам доставалось от него на гастролях, в совместном отдыхе, в совместных поездках за город. Ряд репетиций был настолько необычным, что даже дух захватывало. Какая то особая аура захватывала нас, приводя в изумление звучанием хора. Это как встречный усиливающийся резонанс. Это поражало не только нас, хористов, но и нашего руководителя, и тех кто присутствовал на занятиях, но не пел. Эти моменты как бы цементировали нас в единое целое, когда невозможно расстаться. Одним словом: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно». Это можно только чувствовать, а передать невозможно. После таких репетиций чувствуешь, что в твою жизнь ворвалось что-то такое, чему нет соответствующего названия, но это изменяет тебя навсегда.

В.А.постоянно и целенаправленно заботился о нашем развитии не только в музыкальном и певческом смысле, но и о расширении нашего кругозора, культуры, образования, отношения друг к другу. В хоре оставались только те, кто врастал в его плоть и кровь в смысле дружбы, понимания, взаимовыручки. Были случаи ухода из хора прекрасных голосов, не вписавшихся в «атмосферу»  хора.

Уровень хора повышался год от года. Росли и требования руководителя, предъявляемые к хору. Приходилось многим жертвовать ради интересов коллектива. Но мы уже не представляли себе жизни вне хора.

В каждом коллективе есть свои полосы удач и невезений. Списочный состав Камерного хора составлял 40- 42 человека. Но иногда в концерте принимали участие 3 – 4 квартета. Очень нелегко в любом составе петь качественно, а главное звучать как единый коллектив. Вот где пригодилась сольная выучка. Чтобы каждый привыкал петь с максимальной отдачей и в квартете и хоре звучал самостоятельно без подпорок. У нас не было «основных» в партии. Квартеты подбирались по принципу схожести тембров голосов. А как мы любили петь в квартетной расстановке. Другие голоса петь не мешают, и помогают ощущать гармонию, а также малейшую фальшь.

Часто В.А. устраивал показательные демонстрации квартетов перед хором для сравнения и выявления более правильного звучания. Мог любого попросить петь одного. Только попробуй отказаться!

В хоре было абсолютное единоначалие. Все поручения, предложения, порицания и т.п.шли через руководителя. Никакого своеволия: кому с кем сидеть, как одеваться, и вести себя на сцене. Но это не исключало наличие Совета хора, инициативных групп, отдельных поручений. Но все согласовывалось с В.А. Постоянные обязанности были у каждого, даже, если их исполнение требовалось редко. В таких, например, случаях, как юбилей или новогодний костюмированный бал. Я себя особенно запомнила в венгерском национальном костюме, а мой муж изображал врача ссорой помощи. Было много веселья, юмора, смеха и танцы до упаду.  А также шуточные концертные программы, после которых от смеха болел живот. Причем соревновались, чей стол придумает мгновенный  комичный номер(например, мимическую сценку. Были и специально придуманные номера. Но все в легком жанре, например:

«ТУ -104 –самый лучший самолет…»

«Соблазнение Господа и Архангела Михаила чертовками»

«Русский с китайцем – братья навек»

Интересные эксперименты В.А, проводил с выученным материалом: « Внимание, смотрите на меня! Сейчас я дирижирую так. А теперь – вот так». Если не исполняли как он просил, то шло повторение до тех пор, пока не получится. Так он учил понимать руки и мысль дирижера. Потом это помогло нам, когда мы пели с другими дирижерами: Г. Рожденственским, А. Янсонсом и другими.

 В нашем хоре несколько лет пели и проходили стажировку студенты дирижеско-хоровых факультетов  Ленинградской консерватории и  института Культуры. Очень интересно было наблюдать как В.А, , а затем и Валерий Борисов обучали студентов дирижированию. Даже, можно сказать переучивали. Так как и В.А и В.В. окончили не только дирижеско-хоровой факультет. Но и факультет симфонического дирижирования, то их отличала особая точность жеста, лаконичность и собранность дирижерского жеста. Такое дирижирование дает, по моему, наибольшую концентрацию и сохраняет энергетику жеста, что не дает «расползаться» хористам и музыкантам оркестра, и самому дирижеру –«вылезать из фрака». И как же трудно молодым обучаться такому дирижированию! У симфонистов более отточенный, говорящий жест при скупости его размаха (Мравинский, Кароян).

Пение под руководством других дирижеров знаменитых и не очень (например, при сдаче экзамена по дирижировании с помощью нашего хора), а также наблюдение за обучением молодых дирижеров помогли нам замечать и отличать особенности характера  дирижера. Например, Г.Н.Рождественский при отточенности жеста, как бы «брызгал» чувствами с помощью тела. Чисто русский размах души. Арвид Янсонс –наоборот: требовал петь «близенько»,  аккуратненько, как-то по-немецки пунктуально. Одним словом - западная манера исполнения.   

По мере усложнения музыкального материала, ужесточались и требования к коллективу. Чтобы идти от вершины к вершине, от успеха к успеху, нужно было многим жертвовать: свободным временем, семейными делами, а иногда и работой, экзаменами и т.д.). Заниматься приходилось все упорнее и серьёзнее. Жаль, что я пропустила «звездный период», когда хор достиг международного признания. Пришлось сидеть дома с малолетним сыном. И я единственная, кто вернулся в хор после 10- летнего перерыва.  Но в нашем хоре В.А. уже не было:  Он возглавлял  Ленинградскую консерваторию, оставаясь   Главным художественным руководителем Капеллы.  Хором руководил его ученик Валерий Борисов (сейчас он работает Главным хормейстером Большого театра России). А я помню его  17 –летним юношей, который не знал куда деть свои большие руки, ставшие впоследствии такими выразительными. Сколь многому он научился от В.А. и в тоже время как отличался он от него! Но это уже тема другого рассказа.

В конце длинных музыкальных фраз, а также, завершая пение многим то ли не хватает дыхания, то ли внимания. Поэтому финальные звуки получаются такими тусклыми или низковатыми. Для исправления этого дефекта произносили на репетициях: «Дайте свет!»,  одновременно и резко выбрасывая пальцы из сжатых в кулак ладоней.  На концертах уже только этот жест был всеми понятен без слов и призывал к вниманию, а также выправлял интонацию. Самая главная отличительная особенность построения хорового ансамбля заключалась в том, что В.А. при всех условиях укреплял, а не ослаблял сильный состав в угоду новичкам и слабым хоровикам. Поэтому слабые стремились подтягиваться до сильных, а не прятаться за их спинами. Спасибо ему за это, т.к. в самые тяжелые периоды( которые бывают у всех), хор не терял своей формы. Это помогало хору успешно выступать и быстро вводить в основной состав. Если руководитель слышал в пении фальшь, то он спрашивал всех по одному. Тому, кто провинился, предлагалось посидеть и послушать. Таким образом,  новички никогда не влияли на качество хора. Часто не только на концертах, но и на репетициях пел только основной состав. Постепенно присоединялись к квартетам те, кто успешно сдал партии. При этом, руководитель не забывал подбирать квартеты и отдельные голоса по тембру, по мере присоединения к хору. Так называемые «отстающие» не только сидели на репетициях, но и занимались дополнительно. Не знающие партий не допускались к исполнению произведений, а сидели и слушали. Некоторые квартеты были расширенными (1 и 2 сопрано, 1 и 2 альта и т.д). Это зависело от формы исполняемых произведений и вливаний в хор. Ведь не всегда имелась возможность составить новый квартет. Тогда просто расширяли или дополняли квартетные группы. Были в репертуаре музыкальные произведения, которые исполнялись не квартетами, а иными построениями: партиями, перестановками солистов или групп голосов.

Господи! Как же мы все тоскуем друг по другу, по своему хору, а главное, по любимому Владиславу Александровичу!!! На наши сборы и групповые встречи часто приходят не только участники хора, но и их родственники. Нина Павловна – бывшая заведующая художественной частью ДКПП, Василий Петрович – доцент кафедры психологии  Ленинградского университета,  который долго изучал и анализировал состав нашего хора с применением новейших методик, а потом стал нашим другом и даже ездил с нами на гастроли.

Интересно, что после гастролей в Италии в хоре образовалось шесть супружеских пар.

Меня всегда способность В.А. полностью отдаваться веселью. В нем как бы уживались два разных человека: взрослый, серьёзный и маленький мальчик, самозабвенно развлекающийся. Как никто он умел смеяться, уничтожая смехом напряженные ситуации, возникающие в процессе общения!

И сейчас, став очень известным в стране и за рубежом выдающимся деятелем, он нуждается время от времени в подпитке мальчишеской беззаботностью и весельем. При встречах с нами он как бы воссоздает себя прежнего. Да и мы обретаем что-то давно прошедшее. Ему приходится иногда поступать жестко, а иначе непробраться сквозь человеческие джунгли. На одной из наших встреч он рассказывал про тонны клеветнических писем, что время от времени появляются в его кабинете с завидным постоянством. Видно судьба всех достойных людей одинакова. Вокруг них концентрируется злоба, зависть и ненависть. В своей книге «Я пел с Тосканини» Дж. Вальденго приводит такой эпизод, рассказанный самим маэстро: «… дорогой мой, когда человек, отдавая всего себя целиком, с огромным трудом чего –то достигает в жизни, то вокруг сразу же появляются завистники, задушили бы его, если бы могли. За всю жизнь, - продолжал маэстро с горечью в голосе, у меня было немало больших неприятностей, даже от тех людей, которые были мне  близки и в чьей верности и дружбе я не сомневался. Я простил их, чтобы жить в мире с самим собой, и не храню зла, но я не пожелал  видеть их больше рядом с собой. Я навсегда исключил их из своей жизни, даже если кто-нибудь потом приходил ко мне с раскаянием, с головой, посыпанной пеплом…»

В результате таких происков и наш любимый руководитель потерял много сил и здоровья. Когда шла клеветническая кампания, мы сочинили и собирались отправить в газету письмо с опровержением, но не успели собрать подписи, т.к. живем в разных местах. В консерватории, разобравшись ему принесли извинения. Но что стоят эти извинения после клеветнических передач на всю страну по радио и телевидению . 

Пение в хоре свело нас друг с другом навсегда. При встречах кажется, что разлуки как не бывало.  Все мы прекрасно понимаем, что потеряли, но счастливы тем, что приобрели. Ведь до сих пор нам присылают приглашения из-за границы, хотя хора давно уже нет. Зато есть дружба и поддержка друг друга в тяжелых жизненных ситуациях. Часто  мы ходим на концерты в Капеллу, на оперные спектакли и т.д. Если на 60- летний юбилее В.А  из нашего хора было лишь несколько человек, то на 70-летие приехали бывшие хористы из Магнитогорска, Москвы и других городов России. Пока не удалось получить фотографии с юбилея, хотя фотографов было много.  Как всегда, и на юбилейном концерте ни красноречия В.А, ни оригинальности исполнения хором Капеллы музыкальных произведения не занимать стать. Время не щадит внешности, но не осилит воли и устремленности этого человека.

Несколько человек из нашего хора вышли на профессиональную сцену: Женя Болдырева поет в Росконцерте; Соня Вишневская, Нина  Кузнецова – в Капелле; Сережа Кузнецов, Лариса Борисова, Юля Антонова, Оля Борисова и Надя ..  – поют в хоре Мариинского театра. Внучка нашего «папы» - Виктора Шувалова, который был когда-то самым пожилым участником хора и  которого,  к сожалению, уже нет живых – окончила Консерваторию и является одной из лучших сопрано в Капелле. 

 В.А. всегда старался так выстроить концертные программы, чтобы прогресс коллектива, а также актерские и вокальные достижения нашего коллектива донести до зрителя. Он умел подчеркнуть достоинства и положительные моменты в исполнении солистов, подвигая их к дальнейшим свершениям. Концерты становились все интереснее, в актерском, певческом и зрелищном плане.

Основное построение репетиции было следующим:

• Распевка и сольфеджио – 1 час;
• Разучивание нового материала (разбивка по классам);
• Сводная репетиция разученного материала, а также повторение произведений из репертуара хора по выбору В.А.

В заключении хочу сказать, что для нас В.А. не только художественный руководитель, но и любимый учитель во всех смыслах.

«Сила настоящих Учителей заключена в том, что им удалось согласовать свою философию и поведение. Они первыми осуществляют в своей жизни то, чему учат, являясь живым примером. Истинный Учитель, как и настояшие мастера мира искусства, оказывают необычайно сильное влияние на души людей, потому что его существование по-своему духовно. Повстречать Учителя – большая удача, но еще более ценным является то, что работая с ним, вы становитесь подобными ему…»