При исполнении произведений по нотам на концертах, В.А. требовал, что бы все держали папку с нотами на уровне груди, т.е. таким образом, чтобы всегда видеть дирижера и только в крайнем случае подглядывать в ноты. При этом папки должны быть у всех одинаковые: были приобретены специальные концертные папки черного цвета.
Кроме того, В.А, заботился об общем повышении нашего музыкального образования. Для этого мы сами должны были подготавливать доклады и выступать перед хором с лекциями об истории музыки. Я, например, выступал с лекцией о музыке раннего средневековья. Для этого мне пришлось почитать популярную и специальную литературу по этому поводу.
8. Максимальное развитие слуха и контроль певцов за своим пением. Для этого В.А. придумал пение по четвертям тона. Весь хор пел одну ноту. Довольно долго. В.А подходил к роялю и проверял точность исполнения. Затем В.А. жестом предлагал повысить ноту, но не на пол-тона, а на четверть, т.е. совсем ненамного. Он снова подходил к роялю и проигрывал по очереди две ноты, окружавшие исполняемую. Убедившись, что хор поёт точно тот звук, который по высоте располагается между двумя нотами. В.А. предлагал «добрать» высоту ноты до нормальной и тоже проверял чистоту звучания. Пытался В.А. научить нас петь даже по 1/8 тона. Но из этого ничего не вышло: различить столь близкие по высоте звуки даже в небольшом хоре невозможно. Зато удавалось одновременно исполнять всем хором «глиссандо» в октаву туда и обратно: здесь требовалась от хора только аккуратность и внимательность.
9. Развитие взаимопонимания между дирижером и хором. Особенно это проявлялось в начале исполнения произведения. В.А. поднимал руки, и хор начинал пение. Если В.А. что-то не устраивало, В.А. опускал руки, и затем, не говоря ни слова, снова поднимал руки и делал жест для начала исполнения. И так несколько раз. Постепенно, максимально обостряя внимание, хор сам осознавал, что от него требовалось, и В.А. продолжал исполнение произведения.
В процессе дирижирования В.А. старался показывать буквально все: вступление и окончание каждой партии (несмотря на квартетную расстановку хора), темп, динамику и фразировку (тихонько пел сам). Конечно, это требовало от него немалых усилий.
Позднее, требования к хористам по исполнению произведения в точном соответствии со своим «показом» В.А. перенес и в Капеллу, причем тут он добился абсолютного взаимопонимания со стороны хора. На одном из концертов Капеллы 2000 г я был потрясен: у меня создалось впечатление, что В.А. не дирижирует, а играет на огромном инструменте, под названием хор: словно невидимые нити связывали его руки со ртами хористов.
10. Тщательная разборка выступлений после концерта. Занимала она значительное время и наши родственники и знакомые подолгу ожидали нас во дворе Капеллы. Во время разборки доставалось всем и каждому по полной программе. Впрочем иногда нас не ругали, а хвалили, как это было после исполнения «Реквиема» Дюрюфле – исключительно сложного произведения, на выучку которого у нас не хватило времени. (По- моему, это был год, в котором наш хор являлся исполнителем цикла абонементных концертов в Капелле - год был очень трудный и больше таких экспериментов В.А. не ставил). Но на концерте произошло чудо, о котором я писал в начале: под гипнотическим действием рук В.А. все всё вспомнили и не сделали ни одной ошибки, за что заслужили поклон от Л.А. Я думаю, что после концерта это произведение забылось, как выученные предметы после институтского экзамена.
11. Слежение за посещаемостью. Тут не было никаких поблажек. За несколько прогулов можно было запросто вылететь из хора. Даже за опоздания. Как-то я опоздал на очень важную репетицию с оркестром «Старинной и современной музыки» из-за перерывов в расписании электричек (это было летом, и мне пришлось ехать на репетицию с дачи). В.А. так на меня посмотрел, что я понял, что больше мне таких опозданий не простят.
В дальнейшем, когда В.А. (и В. Борисов) работали в профессиональных хоровых коллективах, им пришлось столкнуться с массой отрицательных качеств таких коллективов, связанных с «человеческим» фактором: наушничество, ябедничество, бесконечные жалобы на несправедливое лишение загранпоездок, на плохое место в вагоне поезда, на отсутствие жилья; «выпрашивание» зарплат и т.д. – то, чего не могло быть в самодеятельном коллективе. Я думаю, что в этом плане нашим руководителям гораздо легче было заниматься «чистым» творчеством и не думать о житейских проблемах хористов.
Репетиции
Репетиции хора всегда были очень насыщенные, интересные и разнообразные. Я не помню, чтобы В.А. одинаково проводил репетиции (в отличие от Г.И. Беззубова, который проводил свои репетиции всегда одинаково: с пения трезвучий, переходящих в гамму.). Но, в основном, В.А. начинал свои репетиции с бесед, на которых он рассказывал о планах или найденных произведениях, разбирал прошедшие концерты (несмотря на проработку концерта «по горячим следам»). На таких беседах решалась масса вопросов, например, объявлялся конкурс на придумывание наименования хора. Но последнее слово сохранялось за В.А. Так что названием нашего хора мы обязаны опять таки В.А. Сначала наш хор назывался «Ленинградский камерный хор ДК пищевой промышленности, а затем просто: «Ленинградский камерный хор».
Затем мы расходились по классам для разучивания нового материала по партиям. При разучивании простых произведений на «третьем заезде» проводилось сведение нового материала. При разучивании нового материала В.А. применял интересный метод: повторное разучивание нового материала спустя значительное время после первой разборки. Я неоднократно замечал, что второе разучивание нового произведения осуществлялось не на следующей репетиции, а только через 3 недели, т.е., когда это произведение почти забылось. Такое возвращение к почти забытому материалу, по-видимому, сродни методу заучивания в момент засыпания и дает мощный стимул к концентрации памяти.
Во время сведения партий В.А. почти никогда не прерывал исполнение произведения и старался создать впечатление о произведении в целом. Но вместе с тем значительное время уделялось работе над «словом», т.е. над выразительностью отдельных музыкальных фраз или целых эпизодов.
Начиная с какого-то времени, на наших репетициях постоянно присутствовали целые группы студентов дирижерско-хоровых факультетов консерватории или института Культуры. В.А. по ходу репетиции давал необходимые объяснения.
Однажды к нам на репетицию пришел сотрудник кафедры психологии Ленинградского государственного университета Василий Петрович (или просто Вася): на коллективе нашего хора он решил опробовать новую методику изучения личностных качеств индивидуумов как членов коллектива. Методика эта была приобретена в США за огромные деньги: сотни тысяч долларов. Там она использовалась для исследования космонавтов на возможность их совместимости друг с другом и их способность сколь угодно долго находиться в тесном коллективе. С помощью этой методики можно было определить профессиональные наклонности исследуемого человека к определенному виду деятельности и дать ему научные рекомендации по его трудоустройству. В.П. как психолога интересовал вопрос, почему некоторым людям недостаточно тех коллективов, в которых они постоянно находятся, например, среди сотрудников по работе или в кругу семьи. Для ощущения гармонии этим людям необходимо постоянно находиться еще в каком-то сообществе людей. Его как психолога интересовала не музыкальная составляющая наших интересов, а социально-психологическая. Методика включала в себя огромное количество разнообразных вопросов, на которые нужно было ответить, и масса загадочных незаконченных рисунков, которые нужно было завершить. Вопросы были составлены так, что скрыть свою суть испытуемый не мог. Помогала В.П. в проведении тестирования Наташа Машкова, тогда студентка института Культуры им Крупской, которая потом надолго осталась в нашем хоре. Исследование с помощью этой методики проводилось в течение нескольких лет. В конце концов, были получены коэффициенты для каждого участника хора. Под большим секретом мне удалось узнать, что означают эти коэффициенты для меня. Оказалось, что профессией, к которой я наиболее склонен, быть воспитателем детского сада или священником (вероятно, имелось в виду - быть католическим священником, который проводит индивидуальные беседы, а не проповеди среди большого количества людей, т.к я сразу же теряюсь, если число моих собеседников превышает 2 человека). Первой секрет моей индивидуальности выведала приближенная к В.П. – Наташа Машкова, которая после подведения итогов первых статистических опросов, решила, что я идеально подхожу на роль мужа, и громко спрашивала женскую половину нашего хора, можно ли вообще думать о замужестве, если я уже женат. Но, по-моему, её переживаний по этому поводу, больше никто, кроме неё, не разделял.
Концертная деятельность 1969 – 1974 г
Первые выступления хора проходили в малом зале Д.К. Пищевой промышленности, но отчетный концерт в конце сезона проходил в кино-зале Д.К., (зал неудобный , с очень плохой акустикой). И В.А. стал искать новые концертные площадки для выступлений хора. Такой концертной площадкой оказался зал Капеллы и весной 1969 г я принял участие в таком концерте. Это был уже второй концерт хора в этом зале. Первый концерт в Капелле состоялся в апреле 1968 г, я еще тогда в хор не ходил, но В.А, часто о нем упоминал, и напоминал, что несколько человек из женской группы чуть не сорвали концерт, т.к. от страха перед концертом напились валерьянки и едва стояли на ногах.
В апреле 1969 г состоялся концерт Камерного хора в Капелле, в котором я принял участие. Концерт состоял он из двух отделений. В первом исполнялись мадригалы 16 - 18 веков « а капелла» (Джезуальдо ди Веноза, Орландо Лассо, Х. Хасслер, Дж.Палестрина). Во втором отделении исполнялся концерт Гассе для баса с камерным хором и камерным оркестром. В качестве оркестра В.А, пригласил группу из 2 состава оркестра Большого зала Ленинградской филармонии, которой руководил тогда скрипач Л.Шиндер. Впоследствии мы часто встречались с этим оркестром на сцене концертного зала Капеллы. Партию баса великолепно исполнил солист Мариинского театра Г. Селезнев – однокурсник В.А. по Консерватории. Уже тогда он приобрел репутацию выдающегося педагога по вокалу. Впоследствии он стал солистом Большого театра, но преподавательскую работу по вокалу не оставил и воспитал много великолепных певцов, таких как С. Лейферкус и В.Чернов. Участие в этом концерте мне особенно запомнилось, т.к. я как бы впервые соприкоснулся, даже в буквальном смысле ощутил себя рядом с оркестром: я всегда хотел оказаться внутри оркестра, когда вокруг тебя все источает музыку, и ты становишься неотделим от общей звуковой массы.
Дирижировал оркестром тогда сам В.А, причем дирижировал пластично, легко и непринужденно. Да и выглядел он изумительно красиво: в соответствии с исполняемой музыкой с необыкновенно красивым бантом.
В этом же году (мне кажется) состоялось исполнение на студии Ленинградского телевидения «Вьюги» Л.А. Пригожина для меццо-сопрано, камерного хора и оркестра. Солисткой была Надежда Дроздова-Вайнер. У нас было несколько репетиций на телестудии, во время которых мы с удовольствием прослушали еще одно произведение Л. Пригожина: детскую оперу «доктор Айболит», которую исполняли З. Виноградова и В.Матусов. Заодно я и еще несколько человек приняли участие в исполнении вместе с хором Капеллы отрывка из кантаты Л. Пригожина «Слово о полку Игореве». Нужно было наговаривать какие-то слова, изображая бунт или шепот. За участие в этой телепередаче нам даже заплатили какие-то деньги.
Начиная с 1970 г, началась настоящая бурная концертная деятельность хора, мало чем отличавшаяся от деятельности профессиональных хоров.
Поскольку этот год отмечался как год 100- летия со дня рождения В.И.Ленина, в Ленинграде прошла масса фестивалей и мы, как правило, становились лауреатами этих фестивалей. В качестве обязательного произведения должна была быть песня о Ленине. Таким произведением в репертуаре нашего хора стала «Первая песня о Ленине» С. Пожлакова. Солистом был Платон. Швец и исполнял он эту песню очень проникновенно. Затем состоялся концерт хора, в котором участвовал выдающийся органист И. Браудо. Кажется, это был его последний концерт, т. к. весной 1970 И. Браудо умер.
В июне 1970 г состоялось незабываемое первое исполнение музыки Моцарта к драме Геблера «Тамос – король Египта», при этом дирижировал нами выдающийся дирижер Г.Н. Рождественский. Летом этого года состоялась поездка на международный конкурс хоров им. Б. Бартока в Венгрию.
После возвращения из Венгрии все получили домашнее задание на «летние каникулы»: выучить текст «Реквиема», т.к. на следующий год предполагалось исполнение «Реквиема» Керубини. Нам выдали отпечатанные на машинке листки с текстом на латыни и переводом текста на русский язык. Текст я, конечно, не выучил – позже он запомнился сам при выучке музыки. Знание текста Реквиема и его русского перевода (подстрочника), который сделал сам В.А, в дальнейшем оказалось очень полезным при прослушивании и разучивании других католических месс.
С осени 1970 г мы начали разучивание музыки этого «Реквиема». Она оказалась несложной, за исключением одного номера – фуги, над которой мы возились достаточно долго. Концертное исполнение «Реквиема» состоялось в апреле 1971 г. Вскоре после концерта мы выучили знаменитую грегорианскую секвенцию «Dies Irae», ту самую, музыкальную тему которой включали в свои произведения добрый десяток, если не больше, композиторов разных стран и эпох. Про историю этой секвенции я прочитал, когда готовился к лекции для нашего хора по истории средневековой музыки, но музыку самого хорала не слышал. Теперь я, да и все наши хористы, сразу же узнаем тему этого хорала в точном или преображенном виде в различных музыкальных произведениях.
Запомнился мне и «Реквием» Моцарта, отрывок из которого мы пели значительно позже, участвуя в концертном исполнении оперы Н.А. Римского Корсакова «Моцарт и Сальери». Тут я получил полное удовольствие, находясь в накатывающихся волнах звуков, когда не слышно собственного голоса, и когда ты не слышишь, а скорее знаешь, что поешь.
Вообще-то многие произведения мы выучили, но по разным причинам, не исполняли. В основном, из-за недостаточно качественной, по мнению В.А, выучки музыкального текста. Ну, а некоторые произведения русской духовной музыки нам не разрешали включать в концертную программу по идеологическим соображениям. Например, мы выучили «Трисвятое» П. Чеснокова задолго до «перестройки». Но тогда исполнение этого произведения было невозможно ни при каких условиях. Хотя некоторые произведения старинных русских композиторов, например Д. Бортнянского и А. Веделя, входили в постоянный репертуар хора. По всей вероятности, они были «разрешены», т.к. в них явно не присутствовали канонические тексты молитв.
Зарубежные поездки
Летом 1970 года наш хор стал участником Международного конкурса хоров им Б. Бартока. Это традиционный конкурс, проводящийся в Венгрии, в г. Дебрецене.
На этот конкурс мы попали случайно. Вообще-то мы должны были поехать на Международный конкурс хоров им Гвидо Аррецо в Италию. Но у нас нашлись соперники: Московский хор молодежи и студентов Б. Тевлина. Для того, чтобы попасть на этот конкурс, Б. Тевлин специально разделил свой большой хор на два хора и маленький хор отправили на конкурс в Италию. Таким образом, наш хор «прокатили», хотя длительное время нам говорили, что на этот конкурс обязательно поедем мы. В утешение наш хор отправили на конкурс больших хоров в Венгрию. Причем, времени для поездки оставалось совсем немного, а готовить нужно было совсем другую программу.
На конкурсе в качестве обязательных должны были исполняться или народные венгерские песни или произведения современных венгерских композиторов. В.А. отобрал два современных произведения З. Кодаи «Опаздывающие» и Б. Бартока «Скиталец». Исполняться эти произведения должны были на языке оригинала, т.е. на венгерском языке. Язык этот оказался очень сложным и очень непохожим на языки, на которых мы исполняли произведения раньше (немецкий, итальянский, французский и латынь). Музыка тоже особенной легкостью не отличалась, особенно Б. Бартока («Скиталец – Буйдоши» и ). Для конкурса национальных песен подготавливались также и русские народные: «Уж ты поле мое» в обработке А.Новикова, «Уж как пал туман» в обр. И. Полтавцева и «Веники» в обработке Ф. Рубцова.
Не менее сложным оказалось и оформление поездки за границу. Каждому из нас на работу из Министерства культуры СССР прислали просьбу об откомандировании нас в Венгерскую социалистическую республику. Таким образом, наша поездка приравнивалась к рабочей командировке, что существенно отличало нашу поездку от туристской, (о частных поездках тогда вообще не могло быть речи). Но, тем не менее, нужно было оформлять характеристику и проходить через партком и райком. Мне повезло пройти через партком, т.к. секретарем партийной организации ЛНПО «Красная заря» был мой однокурсник по институту. Он просто приказал оформить заседание парткома задним числом и характеристику мне выдали через 10 минут. В райком хлопотать за меня уже ходила заведующая художественной частью Дома культуры Нина Павловна. Так что утвержденную райкомом характеристику я получил вовремя.
Для участия в конкурсе В.А. пригласил дополнительно 4 – х наиболее талантливых студентов Ленинградской консерватории - учащихся Дирижерско-хорового факультета, среди них В. Нестеров, Н. Корнев, А.Степанов и В.Орехов. В качестве хориста принял участие и наш молодой хормейстер В. Борисов. Таким образом, несмотря на то, что некоторых из нас не пустили в поездку (т.е. не дали характеристику на работе, из-за «сверхсекретности» этой самой работы), общее число участников хора стало ровно 40 человек.
Конкурс состоялся в небольшом венгерском городе Дебрецене. Большинство из нас, включая и самого В.А, до этого никогда не были за границей (кроме группы университетцев – те были, и не по одному разу). Многое для нас было в диковинку: и чистота улиц, и наличие частных магазинов и то, что люди подолгу стоят и не переходят улицу, дожидаясь разрешающего света светофора. И венгерские форинты, которые нам выдали в обмен на тайком привезенные рубли. Разрешалось вывезти по 30 рублей, но А.И.Анисимов (Главный хормейстер Кировского театра, возглавлявший нашу поездку, и входивший в состав жюри конкурса) шепнул нам, что проверяют только тех, кто выезжает по частным визитам, а по деловым, вроде нас, не проверяют. Все равно было страшно, когда пограничник в поезде спрашивал нас, глядя нам прямо в глаза, не провозим ли мы лишние рубли. Внимательность у пограничника была необыкновенная: мгновенно он обнаружил, что у одной нашей хористки в загранпаспорте под фотографией была наклеена еще одна. Но, слава богу, все обошлось, так как обе фотографии оказались одинаковыми.
На международном конкурсе хоров им. Б. Бартока. 1970 г
Впечатление от обстановки на конкурсе было очень волнующим. Один за другим выступали хоровые коллективы из разных стран. И все пели довольно прилично. Но поскольку все пели одно и тоже, то слушать эти выступления было очень скучно, тем более что музыка обязательных произведений была довольно тоскливая. Веселее было слушать выступление небольшого хора из Франции. Фигуры у хористов были очень забавные: сразу было видно, что это настоящая самодеятельность. А довольно хороший хор из Кубы, вообще не допустили до конкурса, т.к. он не подготовил обязательную программу. Свои песни и танцы кубинцы исполнили «вне конкурса».
После выступления нашего хора в жюри сложилось мнение, что среди участников нашего хора выступают оперные певцы. Действительно, в числе басов нашего хора был Платон Швец, который с удовольствием исполнял оперные партии, причем исполнял их в любом месте, но он не был профессиональным вокалистом. И больших усилий потребовалось А.И. Анисимову доказать, что мы – самодеятельный хор. В итоге нам присудили 2 место (после венгерского хора) и наградили премией, которую мы потратили на поездку в Будапешт. Мы с удовольствием побродили по Буде и Пешту и даже полюбовались подсвеченным Парламентом, о котором нам с восторгом говорил Валя Гаврилов. Он уже неоднократно посещал Будапешт как художник. Во время поездки у нас были две запоминающиеся встречи с другими хорами, принимавшими участие в конкурсе: очень хорошим немецким хором из Гамбурга (Монтеверди-хор) и польским хором «Эхо».
Я очень боялся, что после того, как я приеду в Ленинград и выйду на работу, ко мне привяжется «1 отдел», и будет подолгу выспрашивать, не было ли у нас встречи с представителями «запада» и не завербовали ли меня «ихние» спецслужбы. Но, слава богу, никто из «1 отдела» меня не вызывал. Вскоре от дирекции ДК пришла благодарность руководству «Красной зари», за то, что меня «пустили» за границу, и, таким образом, наш хор сумел занять призовое место. Меня вызвали в редакцию заводской газеты «Красная заря» и попросили написать заметку о нашей поездке, что я и сделал, правда, утаив, на всякий случай, информацию о встрече с хором из Гамбурга: все-таки это был хор не из «дружественной» восточной Германии, а из «враждебной» - западной.
Не всех тогда пустили за границу и для них, по предложению В.А., мы закупили в частном овощном магазине банки со стерилизованными венгерскими огурцами, чем немало удивили и обрадовали хозяина магазина. Эти банки через все границы мы отвезли в Ленинград, где состоялся грандиозный «апофеоз».
Следующая наша поездка за рубеж состоялась через три года – в 1973 г. На этот раз на фестиваль хорового искусства, посвященный 500-летию Коперника. В январе этого года у меня родился второй сын Саша. И домашними делами (стиркой пеленок и т.д.) я был занят настолько, что пришлось испросить «академический» отпуск. Т.е. на репетиции я не ходил, хотя на концерты ходил как зритель. Но в эту поездку, которая состоялась в конце апреля, меня, несмотря на мои пропуски, взяли.
Это был фестиваль, поэтому там не было напряженной конкурсной обстановки. Но какие-то места там присуждали. И нам снова дали 2 место. Запомнились очень многочисленные уличные шествия. И сама Варшава, особенно Старо Място.
После этого были запланированы, но не состоялись еще две поездки: одна в Англию (г. Мидлс-бру), вторая в Югославию. Первая в 1974 г не состоялась из-за «Ленинградского» дела (именно в этом году сбежал за границу М. Барышников: после гастролей остался в Канаде, да еще будучи каким-то высоким комсомольским чином). Вторая (в 1975 г) не состоялась по причине не политической. Нам прислали приглашение на (сербско-хорватском языке) от совета хора города Загреба. Высокие Ленинградские начальники решили, что это приглашение от Горсовета г. Загреба и поездку в Югославию сможет возглавить Председатель или зампредседателя Ленинградского Горсовета. Нам тут же дали добро на оформление характеристик. И когда мы уже оформили соответствующие характеристики и были готовы к поездке, выяснилось, что это недоразумение: одно дело приглашение от Горсовета, а тут приглашение от какого-то Совета хора - никто из руководителей города не сможет возглавить поездку. Несмотря на оформленные характеристики, в поездке нам было отказано.
В 1979 г наш хор был направлен на международный конкурс хоров в г Горицию в Италии. Наряду с Международным конкурсом в Дебрецене этот конкурс является одним из самых престижных хоровых конкурсов Европы. К этому времени институт, входивший в объединение «Красная заря», в котором я работал, получил «нулевую» категорию и стал секретным. И хотя я ни к каким секретам отношения не имел, наш Зам. Генерального директора по кадрам в поездку меня не допустил. Не помогли ни звонки В.А., ни уговоры Нины Павловны. Хотя по телефону им Зам по кадрам говорил, что, скорее всего «мой вопрос» будет решен положительно, все оказалось безрезультатно. В конце концов, его секретарша нашла моё заявление об оформлении характеристики с визой: « В выезде - отказать». Так что мне достался утешительный сувенир из Италии, который вручили всем «невыездным» хористам после возвращения хора из поездки: «золотая» гондола из Венеции.
Внеконцертная жизнь хора
Наряду с развитием профессиональных навыков хористов В.А. заботился и укреплении взаимосвязей внутри коллектива, т.е. о том, чтобы хористы дружили между собой. Этому способствовали совместные проведения «апофеозов», посвященных различным знаменательным датам («Новый год», окончание сезона, возвращение из концертной поездки за рубеж, 10 - летие хора, 20 - летие хора и т.д.). Обычно эти «апофеозы» обставлялись очень оригинально с обязательными «капустниками». Особенно мне запомнился «Новый год в Древней Греции». Среди участников нашего хора были профессиональные художники и архитекторы: Н. Боровых и В. Гаврилов. Они расписали стены репетиционного зала Д.К. в древнегреческом стиле, а всех участников хора нарядили в простыни, которые должны были обозначать древнегреческую одежду. Особенно хороша была живая скульптура «три грации», которую изображали: Л.Б. Калинина, Л. Беглякова и Н. Шрамко.
Идея росписи репетиционного помещения Д.К., имела развитие: один раз мы сами решили сделать в обеих репетиционных комнатах ремонт, оформив эти помещения в «своем» вкусе. Но это оказалось довольно сложным делом, и потребовала много времени и усилий художников и самого В.А, который утюгом обжигал деревянные панели, покрывающие стены.
«Капустники» для «апофеозов» специально подготавливались. На них исполнялись старые оперетты (я помню какую-то, где я исполнял роль влюбленного Адольфуса) или еще иная музыка «в легком жанре».
Кроме таких апофеозов, устраивались и поездки просто для отдыха. В.А. часто приглашал хористов провести выходные или отпуск у себя на даче в Усть-Нарве. Правда, я ни разу не воспользовался этим приглашением. У В.А. даже была идея построить для хора собственную дачу из старых шпал, для приобретения которых нужно дать концерт или несколько концертов для железнодорожников. Но эта идея осталась невоплощенной в жизнь.
Многочисленные концертные поездки способствовали укреплению дружеских отношений между хористами, а также освобождению от магии руководителя, т.к. В.А. сам внутренне раскрепощался во время таких поездок. В одной из таких поездок (в Туркмении) у нас было свободное время и я расписал по партиям «Гармоническую гамму» из репертуара Г.И. Беззубова и предложил её исполнить нашим хористам (в их числе были: Нина Боровых, Коля Боровых, Лида Панюшкина, Юра Козеровский и еще несколько человек). К моему удовольствию, мы «с листа» спели эту гамму и она всем очень понравилась. Позже я познакомил с этой гаммой Галю Бородинову и, при случае, мы тоже пели её «для себя». Кроме этой песни, мы с ней разучили «Слети к нам тихий вечер» и эта песня надолго вошла в наш «домашний» репертуар.
&n… Продолжение »